DataLife Engine > Версия для печати

Васильев ждал нового ренессанса в музейной жизни родного Урюпинска. Он ждал, что вот «бабахнет» долгожданная авангардная выставка, и все вылезут из своих нор, засуетятся, забегают и будут прищуренными глазами смотреть на загадочные нагромождения цветных пятен и линий на холсте, силясь понять сокровенную мысль, которую художник вложил в свое произведение. Он ездил каждый месяц в музей, справлялся там о ближайших его планах относительно экспозиций, смотрел что-нибудь, но уезжал из центра города неудовлетворенный. Он грезил супрематическими композициями Малевича, будучи революционером, бунтарем по натуре. Его не удовлетворяла простота и безмятежность пейзажей урюпинских художников, он жаждал кипучей жизни, экспрессии, существования чистого «первоэлемента», освобожденного от своей предметности. Когда друг, коллекционер-любитель, увлеченный импрессионизмом и реализмом, показывал ему свою очередную покупку, какую-нибудь бытовую картину, то Васильев только презрительно фыркал, глядя на нее, и говорил сакраментальную фразу: «Мне все здесь понятно, а все понятное не оставляет пищи фантазии и воображению». Друг удивлялся и убирал картину.
Васильев был человеком «не от мира сего», по ночам он что-то писал, сидя за столом у себя в кабинете, а утром шел, как всегда на работу на родную свиноферму. Он работал там шофером, но спокойно относился к тому, что его работа по характеру не совпадает с его увлечениями. Друг его Коплищев работал художественным критиком и был, как я уже говорил, заядлым коллекционером. Их споры об искусстве иногда принимали характер поединка, и градус их накала повышался прямо пропорционально количеству выпитого спиртного.
Однажды ночью Васильеву было видение во сне. Он увидел «Красный квадрат» в ореоле яркого света, но на этот раз «первоэлемент» был опредмечен, за ним скрывалась какая-то глубина, а в этой глубине содержались другие формы, и формы эти были вполне обычными, земными: бутылка водки на столе, закуска, в виде селедки и черного хлеба… Это был натюрморт. Наутро Васильев пошел к Коплищеву и понес ему репродукцию картины, смысл которой разгадал во сне. «Видишь что-нибудь?» - спросил он у друга, показывая тому рисунок. - «Красный квадрат». – « А кроме него еще что-нибудь видишь?» - «Ничего». - «Эх!..» - разочарованно взмахнул рукой Васильев и поехал на свиноферму. На свиноферме он всем показывал репродукцию и спрашивал о том, что те видят в ней. Ответ был один и тот же. Васильев искренне не понимал этих людей, он не понимал, как они не видят того, что видит он.
Вечером, придя домой, он долго листал альбом с репродукциями, а снег за окном все падал и падал, и казалось ему, Васильеву, что он не Васильев, а скифский воин, держащий в руке железное копье и скачущий на коне по заснеженному полю навстречу врагу. Он видел это и недоумевал, почему другие не видят того же, и от этого ему становилось грустно…

Он познакомился с Ларисой, когда долгожданная выставка состоялась. Прямо на этой выставке и познакомился. Ему понравилась эта одинокая молчаливая девушка в сером свитере и джинсах, которая подолгу стояла возле каждой картины и что-то записывала в свой блокнот. Когда они с ней, вдруг, оказались рядом возле одной из наиболее задумчивых картин, он шепотом спросил ее: «А вам никогда не казалось, что жизнь летит мимо вас, и вы не успеваете насладиться ее красотой, не успеваете понять ее смысл и запечатлеть его в своем сознании; что вся она, как вот это нагромождение прямоугольников, смысл которого вы не понимаете?» - «Я стараюсь понять». – «И что?» - «Я думаю, что однажды я пойму это, но не сейчас, время еще не пришло». Они вместе перешли к другой картине. «Рука, качающая колыбель» - было написано под этим апофеозом авангардизма. «Художник хочет показать хрупкость созданного человеком мира, его зависимость от игры случайных, слепых сил природы» - сказала она, как бы сама себе, и перевернула лист блокнота. «А можно узнать ваше имя?» - обратился он к ней. «Меня зовут Лариса. Я студентка худграфа пединститута». – «А я Николай. Работаю водителем на свиноферме». – «И увлекаетесь таким необычным искусством?» - «А почему нет? У меня есть друг-критик, он меня заразил картинами». – «Тогда понятно. А я собираю материал для реферата.» - «Вы не откажетесь поужинать со мной? Здесь неподалеку есть кафе, там вкусно готовят». – «Хорошо». – просто ответила Лариса и поправила пышные белые волосы, которые волной спадали на ее серый свитер.
«Красный квадрат» стал вбирать в себя другие элементы. Когда он снился в очередной раз Николаю, то в нем, в той таинственной глубине за ним уже больше не было бутылки водки с закуской. Зато появился лунный пейзаж с беседкой, увитой зелеными листьями винограда. В беседке сидели, взявшись за руки, двое влюбленных и нежно улыбались друг другу.
Николай не удержался и во время одного из своих визитов к Ларисе рассказал ей о своем сне. Он рассказал также о тех необычных грезах, которые он испытывает порой, просматривая альбомы по живописи.
«Это очень любопытно» – сказала Лара, - «у нас на факультете есть девушка, которая уверяет, что летает по ночам, как это нарисовано в известной картине Шагала. Все думают, что она – фантазерка, а мне лично кажется, что она – просто очень чувствительная натура, которой тесно в рамках обычного восприятия и существования, и поэтому в сновидении она иногда выходит за эти рамки, соприкасаясь с миром таинственного и неведомого».
Они сидели у Ларисы на кухне и пили чай. Сквозь задернутые занавески падал свет от уличного фонаря, и были видны большие, кружащиеся в воздухе, хлопья снега. Коля положил свою ладонь на руку Ларисы и задумчиво прошептал: «Как ты прекрасно меня понимаешь. Расскажи еще что-нибудь». Лара немного смутилась от неожиданного прикосновения Колиной руки, но не убрала свою руку, а, посмотрев в его глаза, сказала: «Ты слышал что-нибудь о медитации?» - и продолжала, - «Есть такая медитация у буддийских монахов, когда они сосредотачиваются на диаграмме, нарисованной на бумаге и через это входят в транс. В книгах пишут, что во время транса они посещают иные миры, где вступают в контакт с духами. Есть еще такая православная книга 15 века «Повесть о путешествии Иоанна Новгородского на бесе в Иерусалим», в которой рассказывается о ночном полете святого в другую страну, говоря современным языком науки, о телепортации. Так что все это вполне может быть реальностью».
Когда Васильев в очередной раз увидел образ красного квадрата во сне, он сразу понял, что что-то произошло. Первым делом он позвонил другу Виталию, критику. «Я видел красный квадрат, как сгусток алой крови». – сказал он возбужденно в трубку. «Ты не пьян?» - послышался сонный голос Коплищева. - «Трезв, как стеклышко!» - «Если что-то случится в городе, мы узнаем об этом в последнюю очередь». – неудачно пошутил друг и повесил трубку.
Почти мгновенно раздался телефонный звонок. Мама Ларисы, с трудом сдерживая рыдания, сообщила Коле, что ее дочь увезли на скорой, с сердечным приступом. «В таком возрасте, как у нее…» - говорила старая женщина.
Коля не находил себе места. Он метался по комнате в лихорадочном возбуждении. «Она умирает, а я здесь, вдали от нее, и ничем не могу помочь ей!» В груди сжимало от невыразимого ужаса и печали. Он опустился на колени возле дивана и стал горячо молиться.
Вдруг он увидел, что образ красного квадрата в пространстве перед ним начинает медленно распадаться, а на смену ему возникает что-то другое, в стиле раритетов Коплищева, что-то похожее на пейзаж. Красный квадрат отступил, он перестал занимать все его внимание, ушла напряженность, которая уже давно составляла основу его существования.
«Она умерла!» - подумал он и в отчаянии ударил рукой по дверному косяку. Брызнула кровь из рассеченной ладони, но он уже ничего не чувствовал и не видел…

…Он узнал номер палаты, в которой лежала Лара. Минуты отчаяния прошли – она была жива и улыбалась ему, когда он с букетом алых роз подошел к ее кровати. «Красный квадрат…» - сказала она только слабым голосом и уронила на белую простыню свою тонкую руку…
29.07.09 г.