Светлана Павлова. Первый и последняя

Она идëт по городу. На ней прозрачный дождевик, еë зонт тоже прозрачен. И всë это бликует в свете неона синим и красным. А если бы она шла без зонта, то вымокла бы до нитки и превратилась в красно-синий леденец.

А может, бросить зонт? Прогуляться под этим ливнем. Пусть смоет косметику. Пусть превратит еë лицо в полосатую маску. Тогда можно безнаказанно пореветь, всë равно не заметят. А ещё — простудиться и зарулить к родителям. Пусть танцуют вокруг с молоком и мëдом, арбидолом и прочим. Да и наплевать на арбидол, просто хочется тепла. Даже такой ценой.
Разумеется, она слишком здравомыслящая для такой выходки. И потому прогоняет нахлынувшую печаль. Ведь у неë всë впереди. Ей всего девятнадцать.
И он у неë был первый.

Тогда тоже был дождь. Но не осенний, а весенний. Он размазывал остатки сугробов, ручьи несли какие-то прошлогодние фантики, комочки сухой травы, гнилые листья, следы собачьей жизнедеятельности.
А она была без зонта, в белой курточке с мехом. Как-то не рассчитывала на столь внезапную оттепель!
И тут появился он. Раскрыл над ней зонт, приобнял и повëл осторожно, обходя лужи. И оказалось — им в одну сторону. Он живëт чуть дальше, в гостинице. Почему в гостинице? Потому что в командировке.
И тут бы ей насторожиться, но...

В общем, она влюбилась. В этого взрослого дядю под пятьдесят, с женой и дочерью.
Бывает же такое, а? Ни пивного пузика, каковое встречается даже у двадцатилетних. Ни седины — ровная пепельная шевелюра. Ни мутных глаз — ясные серые, чуть прищуренные, мудрые...
Но главное — с ним было интересно. Он знал и видел такие вещи, о которых еë однокурсники даже и не читывали. И это не о тех журналах, кои тайком читают мальчишки. Это о жизни. О местах. О людях.

И ведь не сказать, что он ею попользовался. Решение быть вместе было обоюдным. Он тоже полюбил. И растерялся. Эту любовь и растерянность она почувствовала почему-то сразу. Ну не думал мужик, что так влипнет. И вот как ему быть? Куда бежать? Да и надо ли?

Март, апрель, май, июнь... Макушка лета — макушка любви. К тому времени они были любовниками и потеряли всякую осторожность. И подружки хором спрашивали: мол, как там твой дядечка?
«Дядечке» хватило ума не потащить еë на юга, где у него были знакомые. Тогда бы точно не миновать скандала. Она, наивная, ещë думала: обижаться или нет? Но вместо югов он водил еë в парк на аттракционы, в театр, в музеи на разные интересные выставки. С другим бы не пошла — с ним ходила и удивлялась: не так уж это скучно, если с правильным человеком ходить.
А о вечерах со свечами, конфетами и даже вином (хорошим, настоящим) можно и не говорить.

А осенью его командировка закончилась.
И она его отпустила. Поняла: как бы не любил еë, жену и дочь не бросит. Слишком он честный. А подлый ей и не нужен. Тот кто предал однажды, сделает это дважды.
Обидно? Такой мужик попался, и не еë. Зато целое лето он был с ней и больше ни с кем.

А теперь с ней воспоминания и блики неона. И дождь, такой же, как тогда, но осенний.
И ему, наверное, ещë тяжелее. Потому что мужчины не могут поплакать, когда захотят. И потому что она у него была — последней.