Ксения Баданина. Жемчужина

1.
СТИХИ ЛОРКИ, ИЛИ БУМАЖНОЕ НЕБО

«Трудно, ах, как это трудно… Любить тебя и не плакать…» В бетонной коробке, поднятой к самому небу, ты ходишь туда-сюда, туда-сюда. Подходишь к окну, смотришь на проезжающие машины. Опомнившись, садишься на рабочее место – перекладываешь бумажки, ставишь печати, отвечаешь на звонки и электронные письма. Твой размеренный день не так уж плох. Однообразие целительно и прекрасно. Оно помогает забыть о боли. Оно скрывает большую черную дыру, образовавшуюся в твоем теле с тех пор, как он ушел. Одно нехорошо – сегодня ты совсем одна: начальник еще не появлялся, а напарница отправилась в отпуск. И руки инстинктивно ищут средства ему написать, напомнить о себе: социальные сети, телефон, скайп… Ты разыскиваешь его следы, ты спрашиваешь: «Как дела?». Ты вновь и вновь стираешь сообщение, которое слишком поздно и не нужно отправлять.

Ты осталась одна. В этом мире, зыбком и туманном, плохо быть одному. Плохо без дружеской поддержки и помощи, плохо без любви и ласки. Но лучше, правда ведь лучше, забыть об этих странных, мифических вещах раз и навсегда. Однажды нужно решиться и выстроить вокруг себя прозрачную стеклянную коробку – с плотными стенами, без трещинки, без единого окошка. Внутри этой маленькой уютной коробочки ты и будешь жить, и счастливо проживешь до глубоких седин. Ты не останешься одна… нет-нет. Ты будешь улыбаться, махать рукой, даже показывать сердце. Тебе не жалко – пусть смотрят. Но не надо трогать, а тем более ранить.

Уже шесть. Ты закрыла офис на два оборота, вежливо попрощалась с охранником и вышла на прохладную улицу. В работе хорошо то, что ровно в шесть она заканчивается, а ровно в девять опять начинается. В работе хороша размеренность и определенность.

…Он безумно любил работу, но совсем не так, как ты, и совсем не так, как тебя. В этом нет ничего удивительного. Когда Бог изгонял Адама и Еву из Рая, он отправил их в разные стороны: его – работать, а ее – рожать. Непонятно сколько тысяч лет прошло, но, видимо, ни один Адам и ни одна Ева после этого позорного изгнания так и не встретились.

Твоя задача (вспомни маму) была родить, пока он не опомнится. Но ты слишком послушная девочка, ты ждала нужного часа, какого-нибудь знамения или благословения. Однажды ты пришла с работы, обняла родное и теплое, сросшееся с компьютером тело и поняла, что потеряла его навсегда. Он не рассказывал о своих делах, ты молчала о своих. Ты слушала, как грустную песню, его бесконечные звонки, а в каждом слове ощущала признание в любви к нему – к его Делу. С этим Делом вы не сошлись характерами, и тебя пришлось устранить. И кто после этого прав? И кто после этого попадет в рай? Он работал, работает и будет работать, а ты не рожала, не рожаешь и, видимо, никогда не родишь.
Как-то вечером ты смотрела телевизор и услышала объявление о конкурсе к Международному женскому дню. Конкурс был окололитературный. Журфак, вросший корнями в твое серое, офисное сердце, нервно затрепетал в ожидании чего-то нового и интересного. Радостный, задорный голос предложил тебе и журфаку создать текст или пост или что-то еще и рассказать миру, какая ты чудесная женщина – жена или мать, мать или жена… «Вы мама или бабушка?» - очень мило и искренне спросила маленькая девочка, пришедшая однажды к вам в офис с одной из клиенток.

…Ты зашла в квартиру, сняла верхнюю одежду и каждой клеточкой тела ощутила, что безумно одинокая и даже не женщина.

Если представить, что общество, в котором ты живешь, единый организм, то ты – раковая клетка, притом не способная к размножению. У тебя ненужная работа, семьи у тебя нет.

Нет-нет-нет! Давайте подлатаем мой стеклянный домик, заделаем трещинки и вернем меня себе.

Ты посмотрела наверх. Наверху был потолок с побелкой, невероятно похожий на слегка помятую, единожды использованную принтерную бумагу. Потолок был бумажным. Заделать и его сверхпрочным стеклом ты не могла. Да и не хотела.

2.
КОНТЕКСТ, ИЛИ ГРУДА ЖЕЛЕЗА

Ровно в 9.00 бетонная коробка приветливо открыла двери, она ласково обняла и с нежностью протянула телефоны, ноутбуки и ровные стопочки формата А4. Одна частичка этого правильного, временами сумасшедшего мира вчера сломалась. Компьютер директора, священный инструмент, гордо восседающий на бежевом золотистом столе, приказал долго жить.

Примерно в 10.17 в дверь заглянул милый заспанный мужчина. Мужчины, связанные с компьютерами, почему-то всегда милые и заспанные. В его волосах невинно, совсем по-детски, торчало перышко из подушки, а синий застиранный свитер излучал теплоту и первобытный уют. Он зашел, неуверенно пошаркал ногами и тихонько спросил:

- Это у вас компьютер сломался?

В Оле неожиданно сработало древнее поклонение мужчинам, разбирающимся в таких неизведанных и непонятных вещах: они и охотятся, и рыбачат, и разводят костры, они и знают правила игры в футбол, и чинят технику почти так же легко, как и ломают. Мужчины – рациональный, мыслящий центр мироздания. У них слишком много задач мирового значения. Справиться с одной из них им особенно тяжело.

- Да, вот он. Почему-то не включается со вчерашнего дня. Присаживайтесь. Вы чаю хотите?

- Да, не откажусь.

Он отодвинул покатое директорское кресло и начал удивительно сложный, захватывающий и непонятный процесс анализа, ремонта, сборки и разборки. Если бы повествователь не был женщиной, был чуть более умным и чуть менее ленивым, вы бы узнали, как жутко художественно и нестерпимо красиво, можно описать ремонт компьютерной техники. Но, к сожалению, куда более повествователя интересуют другие сферы человеческой жизни.

Оля медленно опускала пакетик в чашку с кипятком, она то и дело украдкой поглядывала на своего заспанного, но уже заинтересованного и возбужденного гостя. Правда заинтересованного и возбужденного совсем не тем…

Есть мнение, что женщина почти не способна на любовь в мужском понимании – острое, сильное, возвышенное, но, к сожалению, зачастую вполне скоротечное чувство. Женщина любит объемно, ласково и размыто. Женщина быстро привыкает. Гигантская, почти божественная любовь мужчины проходит, а ее приземленная и, кажется, слабая привычка все длится и длится. Женщине нужно любить. Иногда неважно кого: котенка, родителей, племянников. Ей необходимо сохранить жизнь в этом мире, продолжить круг бесконечных превращений. А лучший способ сохранить кому-то жизнь – подарить любовь.

Оля еще любила его, но вдруг жгучая потребность подарить любовь и ласку этому несуразному, но безумно трогательному, угловато-очаровательному мужчине пронзила ей сердце. Она наблюдала за мельчайшими изменениями на его серьезном, умном, внимательном лице, она зачарованно следила за его руками – сильными, уверенными пальцами, вздувающимися синеватыми венками. Оля поставила чашку и печенье на стол и нерешительно спросила:

- Ну как?

- Все хорошо. Можете проверить.

Она, по возможности женственно и аккуратно, приблизилась к нему и восхищенно сказала:

- Какой вы молодец! Теперь все отлично!

Мужчина надменно усмехнулся, но в то же время довольно заулыбался. Был бы котом, наверно, еще бы немного помурчал. Она расплатилась, взяла все необходимые документы, прислонилась к дверному проему и с грустью наблюдала, как он застегивает, быстро-быстро, свою спортивную куртку. «Почему мужчины никогда не понимают контекста? Это просто поразительно. Они создали 98% всей мировой литературы, они придумали модернизм и постмодернизм, а в реальной жизни читать или слышать между строк совсем не умеют. А, может, просто не хотят».

- Кстати, как вас зовут? – он нерешительно повернул к ней свое серьезное лицо.

- Оля. А вас?

- Сергей. Рад был познакомиться. Если еще что-то сломается, обращайтесь. До свидания.

- До свидания, Сергей.

Оля прикрыла за ним дверь и с досадой улыбнулась. Ей уже сейчас хотелось позвонить по номеру на визитке и слезно попросить наладить что-то. Но совсем не эту бессмысленную груду железа, а нечто трепетное и нежное, нечто, напоминающее ее треснутое, надломленное сердце.

Сережа вышел на свежий воздух и очень быстро, но поплелся на следующий вызов. Женщины опасны и непонятны. Они опасны и непонятны даже для самих себя. Временами ему хотелось вновь ощутить теплоту и мягкость постоянных отношений: приходить домой, обнимать ее, слушать смешные глупости, над которыми ни в коем случае нельзя смеяться. Для женщины, которую любил, он мог сделать все, но ей не нужно было все. Она просила всего об одной вещи – измениться и стать другим. Сережа не представлял себя скованным официальной и скучной работой, ему нужны были свобода и личное пространство. Он занимался веб-дизайном, ремонтом различной техники, а временами фотографировал. Когда она спала, он тайком, чтобы не рассказывать еще об одном странном увлечении, которое она не поймет и не примет, обрабатывал свои фотографии: фигуры прохожих, странные заповедные уголки, обшарпанные городские стены, ее лучистое родное лицо.

Кто-то из великих, скорее всего Горький, предположил, что цивилизация возникла благодаря женщине. Только женщина, хранительница очага, могла принудить свободолюбивого мужчину к осёдлой, а не кочевой жизни. Только она могла направить его безудержную, созидательно-разрушительную энергию в русло мирной и спокойной жизни, в русло строительства и семейной гармонии. Женщина – создатель социума и его заложница. Женщина формирует общественное мнение и сама же в нем погибает, совсем как маленькая глупая муха, запутавшаяся в коварной, сложной паутине. Женщина – существо социальное. Она будет заниматься делом, которое ей легче дается с точки зрения других. Она может привязаться к совсем чужому и, по первости, неприятному человеку, если он правилен, выгоден и нужен окружающим. Своего же любимого мужчину она рано или поздно попытается перекроить под запросы общества. И горе тому, кто не пойдет на эту сделку и попытается протестовать. Ждут его скандалы, непонимание и одиночество. Ну, или нирвана – кому как больше нравится.

Она уничтожила его любовь. Каждый день, как палач-изверг, она медленно и неторопливо перекраивала его душу. Отрывала кусочки и переставляла с места на место. Она неустанно убивала его мечты и романтические представления о булгаковской Маргарите. Отдавая всю себя, она забыла, что просил он у нее совсем немного: капельку любви – в том числе физической, чуть-чуть вдохновения и сколько-то заботы и покоя. Про последнее к концу отношений она и вовсе забыла, а первое надоело и стало почти не нужно.

Некоторые идеалисты, анализируя любовь, приравнивают мужчину к Богу: мужчина – рациональный центр, носитель разума в отношениях. Женщина же, напротив, хаотичная, мягкая субстанция. Она непокорна и бесформенна, но, при желании (по крайней мере, так утверждают мужчины-идеалисты) из нее можно слепить все, что угодно. Мужчине тяжело, но он должен попытаться, как-то сублимировать, успокоить ее и придать ровные контуры своей любви. К сожалению, все чаще и чаще у мужчины опускаются руки, и пропадает вера в самого себя.

3.
ЕЩЕ ОДНА ПОПЫТКА, ИЛИ ПРИТЧА О СТЕКЛЯННОЙ ПЕРЕГОРОДКЕ

Если хорошо поразмыслить, любовь, такая прекрасная и удивительная, воспетая тысячами поэтов, - наистрашнейшая штука в мире. Перед чужими людьми мы имеем право быть в броне, для самых близких эту броню можно снять. Но любимый человек – кто он? Он требует оголиться, показать свою суть, разрушить защиту уже при первой встрече. А потом он вправе выбрать – пощадить ваше слабое, оголенное сердце или разорвать его на мелкие кровоточащие кусочки. Что не убьет, сделает вас сильнее, броню еще более крепкой, а сердце страшно боязливым. Оно будет закрываться, захлопываться с молниеносной скоростью при малейшем прикосновении любви – совсем как маленький ребенок отчаянно зажимает ладошками глазки при надвигающейся то ли выдуманной, то ли реальной опасности.

Пятничным вечером Оля пришла домой, села на диван, включила компьютер и глубоко призадумалась. Она жаждала любви и заботы, истосковалась по ним. В ее пальцах покоилась прямоугольная тоненькая визитка. Она задумчиво перекладывала ее из одной ладони в другую.

Позвонить я ему не смогу. Вряд ли я ему вообще понравилась. А, может, и понравилась. Он ведь так ласково смотрел и, вроде, на что-то намекал. Или не намекал? В любом случае, если я ему понравилась, он что-нибудь придумает – он же мужчина. Он не упустит такую возможность. Я ведь ему конкретно намекнула. Или не намекнула?

Рассмотрим минусы и плюсы, копошащиеся в Олиной голове.

Минус № 1. Я не готова к новым отношениям. Что я вообще знаю об этом человеке? Чаще всего, женщины выбирают однотипных мужчин. Он тоже причинит мне боль и оставит одну. И я ведь еще испытываю любовь к другому. А вдруг Миша ко мне вернется, и тогда уже я причиню боль им обоим.

Минус № 2. Кто вообще сказа, что я его заинтересовала? Вокруг столько красивых девушек. Наверно, они вешаются на него пачками. Подождите… А откуда я взяла, что у него и сейчас нет девушки? А если и нет, что я могу ему предложить? Внешность у меня на любителя, хозяйка я плохая, жизнь у меня скучная.

Минус № 3. Даже если вдруг я ему понравилась, что дальше-то я буду делать? Я так привыкла к своей размеренной, холостяцкой жизни, я уже слишком стара для брака.

Плюс – единственный. Очень хочется любить. Детишек очень хочется. Чтобы наконец-то почувствовать себя женщиной. И статью смогу про себя написать. И мама обрадуется, а коллеги по работе вообще рыдать от счастья, наверно, будут.

Получив в сумме минус, Оля спокойно легла спать. Но для одинокого человека, обремененного не совсем любимой работой, вечер пятницы выглядит в тысячу раз радужней, чем вечер субботы.

Я добавлю его в «друзья». Просто добавлю, в этом нет ничего зазорного. Он ведь может мне понадобиться по работе, но, как мужчина, он должен понять намек.

Для женщины очень важны мелочи. Из мелочей она создают свой прекрасный воображаемый мир, в центре которого царит неземная иллюзорная любовь. Каждый случайный взгляд, вежливый жест, доброе или раздраженное слово любимого мужчины увеличивается в этом мире фантазий молниеносно. Для многих женщин непереносимым ударом становится понимание того, что мужчина крайне приземлено, прямолинейно и цинично отказывается становиться Богом в ее волшебном, тонком мире.

За дежурным добавлением в «друзья», как мог догадаться читатель, даже формальных лайков не последовало.

Сережа старательно просмотрел фотографии этой очаровательной, милой и немного странной девушки и понял, что она такая же. Он не был готов к подобной пытке. Его вполне устраивала собственная жизнь.

Оля поплакала и неожиданно решилась. Минут десять она набирала такое унизительное для себя предложение как-нибудь просто встретиться и просто пообщаться. Отправив сообщение, она отчаянно заплакала. Ей было так больно, так тяжело, но в то же время приятно. Она гордилась собой. Она открыла душу и сделала еще одну попытку, простив всех, на кого была в обиде, простив саму себя. На самом деле, Оля дала еще один шанс не мужчине, а себе.
Сергей ответил приветливо, утвердительно, но формально. Надежда слегка пошатнулась, была готова вот-вот упасть и разбиться вдребезги, но Олин воображаемый мир вежливо подставил ей руку и вернул в прежнее стабильное положение.

Сережа согласился, потому что… не хотел обижать такую наивную девушку… и она ему понравилась… и в глубине души тоже зашевелилась давно разбитая надежда.

- Здравствуй! Спасибо, что согласился встретиться.

- Ничего особенного. Спасибо, что предложила.

Оля была слишком красивой и нарядной, она вполне осознавала свою комичность рядом с мужчиной, который совсем не приоделся, даже не побрился и, вообще, вряд ли воспринимал их встречу как свидание. Они зашли в кафе. Он нехотя помог ей снять верхнюю одежду, и комичность стала еще более определенной.

- Сережа, расскажите про свою работу.

- Я не думаю, что будет очень интересно. Расскажи лучше про свою.

- Ладно.

Меню он листал рассеянно и равнодушно, заказал кофе и время от времени поглядывал на часы. Оля совсем растерялась, расстроилась и решила заказать побольше сладкого.

- Я около двух лет работаю менеджером в строительно-ремонтной организации. Ты у нас был. Ничего особенного. Занимаюсь документами, общаюсь с клиентами, немного размещаю рекламу, когда второго менеджера нет на месте.

- А где училась?

- Я журналист по образованию. Я очень любила писать, вот и поступила на журфак, но, оказалось, для профессии журналиста нужны другие вещи.

- Но писать тебе ведь никто не запрещает.

- Я не очень талантлива. Пыталась работать в некоторых издательствах. Ничего путного из этого не вышло. Мне нравится скучная, размеренная работа, она привязывает меня к земле и немного повышает самооценку.

- Ты сейчас что-то пишешь?

- Нет. Мне незачем. Опубликовать что-то в Интернете, газете или журнале не смогу, не хватает смелости. В конкурсах я не участвую: знаю, что не выиграю. Заниматься копирайтингом мне лень, и так устаю на работе.

- А писать для себя не пробовала?

- Пробовала. Только это бессмысленно.

Нет, она не совсем такая же, как все, но мучительно пытается стать и быть такой же.

- Сережа, а ты много работаешь?

- Вопрос с подвохом? Когда как. Если заказов много, занят почти круглые сутки. Бывает, целый месяц относительно свободен. Я не представляю себя работающим на крутого дядю, как ты. Мне, наоборот, очень нужно пространство, нужно самому организовывать свое время. Я стараюсь оставлять место для того, что действительно люблю.

- А что ты действительно любишь?

- Все, чем занимаюсь. Бессмысленно делать то, что не любишь. В этом у нас с тобой разные взгляды.

- Но ты что-то выделил.

Она поправляла волосы, долго мешала сахар в чашке, то и дело перекладывала одну ногу на другую. Она тревожно теребила салфетку в руках. Она возбуждала и тихонько пробиралась в самое сердце.

- Я увлекаюсь фотографией.

- Это очень интересно.

- Почему? Ты тоже увлекаешься фотографией?

- Нет, но мне кажется, это очень интересно. Как это? Что тебя особенно привлекает в фотографии? Что ты делаешь, чтобы...? – Оля запнулась. В действительности, она не любила фотографироваться и сама выдавала крайне кривые и дисгармоничные снимки.

- Что я делаю, чтобы прославиться? Ничего. Практически. Выкладываю некоторые фото в социальных сетях. Ты, наверное, видела. Публикуюсь в некоторых Интернет-изданиях. Редко на самом деле. Для меня это не очень важно.

- Почему?

- Ладно. Смотри. Ты сказала, что писать для себя бессмысленно. В чем причина твоего вывода?

- Я не очень талантлива. Меня все равно не будут читать. А если прочитают, то только посмеются. Миллионы более талантливых людей, чем я, постоянно что-нибудь пишут и публикуют. А их почти никто не читает, кроме, разве что, друзей и, быть может, очень добрых родственников. Даже мои одногруппники на семинарах выдавали прекрасные тексты. До некоторых из них мне как до луны.

- А ты сама-то хочешь писать?

- Очень. Иногда. Но у меня нет на это времени. Нужно остаться одной, хоть на чуть-чуть, собрать все мысли вместе. Статья, рассказ или повесть захватывают, не дают продохнуть, о них нужно думать, жить ими, а я должна работать. В любом случае, все эти муки бессмысленны, потому что я бесталанна и меня никто не будет читать.

- Ты веришь в Бога?

- Да. Вообще-то, я крещеная.

- А я не знаю, есть ли Бог. Но что-то в мире такое есть. Представь только. После смерти твоя нетленная душа попадет в рай. И Бог скажет тебе: я дал тебе возможность творить, делать что-то особенное, выражать себя и меня, а ты копировала бумажки и отвечала на телефонные звонки.

- Это тоже важное дело. И это, как его там, смирение.

- Ну, уж если мы такими терминами стали оперировать: зарывание в землю своего таланта из-за банальной заниженной самооценки – гордыня, причем в самой глупой форме. Думаю, и унынием время от времени здесь попахивает.

- Ты не имеешь права! Ты сам-то нытик какой-то! И у кого еще более заниженная самооценка – это спорный вопрос. Сколько там с меня? Счет принесите, пожалуйста.

Оля не смогла сдержать еще один смертный порок – свой истерический женский гнев. Она приложила трясущиеся руки к покрасневшим щекам, а в ее глазах показались накатывающие слезы.

- Я заплач;. Не обижайся. Просто мне искренне жалко…

- Чего?

- Пойдем прогуляемся. Погода хорошая. Я доскажу свою мысль, но корректнее. Постараюсь.

Оля подумала, взглянула в его синие очаровательные глаза и согласилась.

- В мире искусства есть удивительные прецеденты. Ты должна их знать. Ван Гог, которого упорно не признавали при жизни, Гоген, который уничтожил свои последние гениальные картины (он прекрасно понимал, что они гениальны, он освободился от общественного мнения, бездумно критиковавшего его), Эмили Дикинсон, писавшая в стол свои великолепные, изменившие многих людей стихи. В глазах других они были чудаками, потому что для окружающих, даже для папы с мамой, есть только два критерия таланта – слава, общественное мнение и деньги, себестоимость произведения. Все просто: если ты прославлен и хорошо зарабатываешь, ты – настоящий художник, талант. Безусловно, чаще всего хватает только одного критерия. А теперь подумай, что было бы, если бы Эмили Дикинсон думала, как ты, Оля?

- Стихов бы не было.

- Не совсем верно. Не было бы ее. Стихи – только результат. Результат, кстати, на мой взгляд, может быть далеко не идеальным. Главное – процесс. Важны те изменения, которые происходят в твоей душе во время творчества. Ты становишься чище, более цельным, свободным и счастливым. Ты делаешь то, для чего тебя создал Бог. Ну, или кто-то другой. Ты выбираешь свой путь и следуешь ему.

- Но ведь я женщина. Может, мой путь в том, чтобы сделать счастливым кого-то.

- Сделай сначала счастливой себя. Хотя как знаешь… Это твое дело.

- Значит, тебе не нужна семья?

- В классическом понимании – нет.

- Это очень печально.

- Быть может.

На дворе была весна. Они гуляли по полупустому парку, прикрытому голыми коричневыми деревьями с еле пробивающейся листвой. На небе, чистом и немного бирюзовом, сияло открытое нежное солнце. Они остановились у бордюра и посмотрели на спокойную сияющую речку. Оля наклонила голову, убрала прядь волос за ухо и незаметно повернулась к нему. От заполнившего ее душу блаженства, оцепенения и чувства близости с кем-то, она почему-то вдруг запнулась. Сережа почти инстинктивно удержал ее, и на секунду оба оказались близко-близко, до невозможности. Им было хорошо вместе, но здравый смысл двух взрослых людей, прекрасно понимающих все минусы серьезной и основательной жизни вдвоем, взял вверх.

- Посмотри, как красиво.

- Даже.. Даже воздух как будто искрится.

- Образная у тебя речь. Жалко я не взял фотоаппарат. Давай сделаем пару снимков на телефон.

- Лучше ты. У меня как-то плохо это выходит, Сережа.

- У тебя не может это плохо выходить. Держи. Теперь найди кусочек пространства, которому хочешь подарить вечность.

Больше всего Оля хотела подарить вечность этому времени, проведенному с ним.

- Нашла. Спасибо. Неплохо получилось. Правда?

- Да. У тебя глаза подходят сегодняшнему освещению. Стой. Ты…

- Что?

- Ты очень фотогенична.

- Спасибо большое. Какая у тебя семья?

- Обычная. Знаешь, у меня возникает ощущение, что все эти мысли про семью и лжелюбовь тебе кто-то искусственно вбил. Наверняка у тебя есть куча тайных и явных поклонников. И если бы ты так хотела выйти замуж, то хоть завтра вышла бы.

- Наверно, я выбираю не тех мужчин.

- А, может, тех?

- Кстати, я не говорила об этом прямо, но что плохого в том, что обычная девушка хочет найти своего человека, хочет завести семью, детей? Если честно, иногда мне даже стыдно: в моей стране страшный демографический кризис, миллион проблем, а я непонятно чем занимаюсь, никак не могу создать семью.

- А, может, «твоей стране» попросту не нужно, чтобы такие люди, как мы, размножались. Кто мы? Малосознательные склонные к депрессии гуманитарии с плохим здоровьем и букетом психических расстройств. Все кричат о цивилизации, демократии, свободе и всякой хрени. Это на поверхности, а внутри тупой призыв – ешь, покупай, работай, размножайся. Тебе с телевизора каждый день твердят о необходимости пахать и рожать для блага твоего общества. Любить тебя никто не просит.

Нет, он тоже меня бросит. Мне надо уходить. Просто уйти, пока еще не поздно.

- Я не думаю так. Ведь можно любить, быть счастливым, заниматься тем, чем хочешь, и быть полноправным членом общества. Может, обществу именно это и нужно. И кем были бы мы, если бы не любовь родителей, талант учителей, мудрость многих людей, которые нам встречаются.

- Знаешь, что самое смешное? Твою социальную сознательность, любовь к родине и несгибаемый патриотизм, скорее всего, воспитали не выпуски новостей и общественно-политические передачи, а крайне социопатичные и, в свое время, не очень нужные обществу классики русской литературы XIX века. Я прав?

- Возможно.

- Интересно, патриоты чуть младше тебя их читали? Или их просто зомбировали.

- Ладно. Хватит. Как ни странно, это самое экстремальное свидание в моей жизни.

- У нас свидание? Любовное?

- Что ты прицепился к этой любви? Тем более, по моему опыту, любовь для мужчины не такая уж важная вещь. Всякая ерунда, вроде такой презираемой тобой карьеры, секса, футбола, интересует вас куда больше. А любите вы очень быстро. Все ваши слова о привязанности, о счастье, уже через месяц, видимо когда секс надоедает, могут превратиться в пустышку, бессмыслицу. Вы всего-то лгуны, не умеющие любить.

- Ты не похожа на женщину, которую никогда не любили. Вот бы твой бывший парень обрадовался, услышав это умозаключение. Он бы, наверно, сказал, что твои слова о любви – вот где ложь, что ты сама беспощадно день изо дня убивала его любовь, а твое чувство было лишь глупой привычкой и желанием во что бы то ни стало исполнить общественный долг и завести семью. Тем более вот-вот ты готова переключить свою ласку и нежность на другого, столь же бессердечного, субъекта. А сексом ты из жалости занималась?

Сережа понял, что это слишком. Зачем-то всю свою накопленную обиду он вылил на эту ни в чем не повинную, искреннюю девушку. Теперь она стояла перед ним, широко и жалостно раскрыв глаза, а слезы ручьем текли по ее разовым щекам. Она даже пошевелиться не могла от боли и шока. Он тоже оцепенел, увидев женские слезы, причиной которых был сам. Набравшись смелости, Сережа подошел поближе, крепко обнял ее и прижал заплаканное теплое лицо к своему плечу.

- Прости, хорошая моя. Давай присядем. Вытри слезки. Хочешь чего-нибудь? Давай я тебе попить принесу?

Оля превратилась в маленького обиженного ребенка и потихоньку начала успокаиваться. Сережа понял, что может сделать сейчас только одно: взять ее руку и дать выговориться.

Оля вытерла слезы платком и сказала:

- Я, наверно, пойду домой.

- Хорошо. Я тебя провожу. Можешь рассказать мне все, что захочешь. Я обещаю быть добрым и молчать.

- Я думаю, что такая неудачница в любви из-за своих родителей. Они никогда друг друга не любили. Папа постоянно от нас уходил. И мужчины так же от меня уходят… Да мне и легче одной. Все вдохновение, весь любовный запал прошел. А секс.. Иногда он превращает любовь в свою игрушку. Я помню, перед близкими отношениями мы были так… близки. Разговаривали много, делились впечатлениями от прочитанного, увиденного. А постель превратила нас из субъектов в объекты. Раньше каждый из нас был вселенной для другого, а потом мы уменьшились до масштабов определенных органов, стали просто физической оболочкой, материей, лишенной духа.

- Это твоя первая любовь?

- Да.

- Не волнуйся, ты еще встретишь свою большую любовь и учтешь все ошибки первой. Физическая и одновременно духовная привязанность к одной женщине делает нас слабыми и уязвимыми. Мы ведь тоже испытываем боль и страдаем от заниженной самооценки. А карьера… Сама представь: вот встретила бы ты мужчину, который все свое время посвящал бы только тебе, постоянно дарил цветы и конфеты, а на собственную реализацию, даже простое стремление прокормить семью, вовсе забил. Нужен ли был тебе такой мужчина? Это, кстати, тоже общественный запрос. Мужчина без признания или, на худой конец, успешной работы считается неполноценным. Не переживай, ты еще найдешь свою любовь, ты этого достойна.

- А ты?

- А я, как мужчина, сначала со своей карьерой разберусь, а потом видно будет.
- Сережа, ты никогда не читал притчу о стеклянной перегородке.

- Нет, я небольшой фанат социальных сетей.

- Можно расскажу?

- Конечно.

ПРИТЧА О СТЕКЛЯННОЙ ПЕРЕГОРОДКЕ

Жила-была одна добрая и красивая женщина. Во всем она любила порядок и последовательность. Она никогда не врала. В детстве не перечила и не прекословила родителям, в юности получила нужное и полезное образование, нашла хорошую, значимую для нее и для других работу. Повзрослев, она обрела свою вторую половину – трудолюбивого, ответственного и любящего мужа. Казалось, сама природа благословила их правильный, почти совершенный брак. Окружающий мир их поддерживал, дарил благосостояние, сглаживал неурядицы и создавал комфорт. Детей она всем сердцем любила, дарила тепло и старалась воспитать в них ту правильность, которой была наполнена сама. Временами, оставшись дома одна, она ощущала какую-то ошибку, некую неточность. Женщина знала, в чем дело, но всеми силами старалась забыть о лишнем, ненужном кирпичике, добавление которого разрушило бы прочный дом ее счастья до основания. Свой выбор она называла смирением и благородством, ужасно гордилась им и время от времени отчаянно плакала из-за него по ночам.
После смерти ее красивая душа уверенно направилась к свету, так как знала: именно его она достойна. Свет окружил ее теплыми лучами и резко вытолкнул куда-то. Наверно, в рай – с трепетом и надеждой подумала душа.

Рай был прекрасен. Солнечный свет грел прозрачную землю, голубое небо пропускало вечность сквозь себя. Лазурная вода тихо текла и журчала, она наполняла верой и насыщала счастьем. Душе было хорошо, но одиноко… Она неустанно блуждала по бесконечному пространству и старалась найти хоть клеточку, хоть частичку, близкую себе. Однажды, близко-близко, она увидела, ощутила что-то теплое и родное. Желание войти в это, слиться с другой, совсем другой, но какой-то своей душой охватило ее и со всей силы бросило вперед. Вдруг душа ударилась о что-то твердое и дьявольски холодное. Прочное бесконечное стекло разлучало души, стремившиеся друг к другу. С тех пор часто душа стала прилетать к стеклянной перегородке, разделявшей рай на две половины. Хотя вторая душа приближалась к коварной границе редко: днем и ночью она строила и строила невиданные, прекрасные здания из воздушных, невесомых облаков. До безумия увлеченная своим бессмысленным, нескончаемым трудом, она даже не замечала, что облака то и дело разлетались в разные стороны, и красота вновь и вновь оказывалась прошедшей и несбыточной.

И вдруг душа красивой и умной женщины припомнила свою земную жизнь. С отчаянием и страхом она стремительно поняла, что не попала в рай.
Какое-то время с ней работал один человек – очень близкий и любимый. Наедине с ним она испытывала спокойствие, умиротворение и нежность. Испугавшись необычной и слишком сильной симпатии, она стала его избегать, на разговоры не шла и чувства своего удивительного душевного друга старалась уничтожить или попросту пресечь. Как-то он признался, что до ужаса несчастен. Что такое несчастье она не знала, но постаралась его понять. Мужчина был одинок, но, главное, он никак не мог решиться исполнить свою мечту. С детства он стремился создавать, строить здания, но мечта куда-то улетела, испарилась и осталась несбыточной. Через пять лет их организацию расформировали: она была слишком правильной, он – нерешительным. Вот и не случилось ничего между ними, даже одного душевного разговора не сбылось.

Душистый солнечный воздух окружал и грел в своих объятиях, легкая радуга пробивалась сквозь небо, а две души были заняты бессмысленным и бесконечным делом и даже на секунду не могли представить, как им быть в этом таинственном, нереальном и неправильном мире.

* * *

- Красиво.

- Вот и мой дом. Может, зайдешь? Чаю попьем?

- Да нет, наверно… Работать мне нужно. Ты прости, если что.

- Все хорошо. Спасибо тебе. Пиши, когда будет скучно, Сережа.

- Договорились. Пока, Оля.

«И к лучшему, наверно». Оля закрыла за собой дверь. Не снимая верхнюю одежду, присела на корточки в прихожей, закрыла лицо руками и отчаянно заплакала. Больно было везде: горло раздирало сдавленное дыхание, сердце обливалось кровью и дико ныло, живот пустел и вновь наполнялся горем и безнадежностью, пальцы цепенели. «Да ладно, готовить не надо учиться, ревновать, менять свою жизнь, бояться, что никогда не станешь для него той самой. Все в этой жизни к лучшему».

4.
СБЫВШИЕСЯ МЕЧТЫ, ИЛИ ЕЩЕ СТИХИ ЛОРКИ

И жизнь Оли и Сережи вернулась в обычное русло. Утро понедельника подарило одному знакомую и надежную прохладу офисного помещения, а другому – выгодный заказ, выполнение которого не ждало ни секунды. Каждый из них остался при своем, только в социальных сетях добавился лишний виртуальный друг – друг, от которого ждешь дежурное поздравление со всеми базовыми праздниками и больше ничего не требуешь.

Сереже она понравилась, запомнилась и полюбилась. Но для нее нужно было становиться другим, что-то делать, доказывать, да и вообще – не такого мужчину она заслуживала. Намного проще препоручить приятное, но до невозможности трудное дело по созданию ее женского счастья кому-нибудь другому. Такая девушка очень быстро выйдет замуж и думать забудет и о нем, и обо всем остальном своем неудачном опыте.

В этом смысле Сережа ошибался фатально. Его мнимое равнодушие кольнуло так больно, что о близких и длительных связях не могло быть и речи. И отношения стали легкими и мимолетными, не трогающими сердца, но понятными. Чаще всего Оля ограничивалась вежливыми единичными свиданиями, которые ни к чему не обязывали и двери в душу ни перед кем не раскрывали.

Их разговор привел к другому, неожиданному для обоих результату. Они стали исполнять свои мечты. Сережа больше и вдохновеннее фотографировал, а главное, перестал скрывать свои работы. Равнодушие к славе, присущее Гогену, то и дело потухало в нем, тем более успех приносил материальную и моральную уверенность в осмысленности собственной жизни. А Оля начала писать, по два-три часа на выходных. Воображаемый мир дарил девушке надежду, а его воплощение – энергию и счастье. В отличие от своего философствующего случайного знакомого, успехом как творец она не пользовалась, но иногда публиковалась и получала неплохие отзывы.

Однажды ее попросили написать небольшую заметку о фотовыставке. В пресс-релизе со спокойной улыбкой и небольшим внутренним волнением она прочитала его имя и фамилию, принарядилась и с кристально чистым профессиональным интересом пошла на открытие.

На обшарпанных краснокирпичных стенах висели его работы: большие и маленькие, цветные и черно-белые. С наслаждением и восторгом она рассматривала кусочки и мгновения мира, которым он подарил вечность. На одном из них был вырван, отобран у жизни тот теплый и чудесный миг. Солнце лучилось, позолачивая воздух, а на первом плане легко и весело развивалась прядь ее волос.
Сережа вряд ли привык к провинциальной светской жизни, он беспокойно отвечал на вопросы и, казалось, хотел поскорее удалиться с открытия собственной выставки. На Олю он так и не взглянул – не узнал или не заметил. Она тихонько подошла, приготовила ручку с блокнотом, дотронулась до его твердо-мягкого плеча и улыбнулась.

- Здравствуй. Поздравляю с открытием. Выставка чудесная. Я пишу небольшую заметку для газеты. Ответишь на пару вопросов?

Он замер, заволновался, но, собрав всю волю в кулак, размеренно ответил:

- Привет, Оля. Да, конечно. Может, подождешь с полчаса. Я освобожусь, и мы поговорим.

- Хорошо. Пока внимательнее рассмотрю фотографии.

Людей в зале было немного. Можно спокойно пройтись и представить, что ты одна. Оля обдумывала свои вопросы, предполагала его ответы и спрашивала себя вновь и вновь: попробовать еще раз или нет, оставить все, как есть, или попытаться.

Через полчаса они направились к ее дому. Оля предложила присесть на скамейку в полутемном, освещенном несколькими фонарями сквере. Она задала вопросы, необходимые для статьи. Сережа, недоверчиво наблюдавший за ее записями, растерянно сказал:

- Молодец, что пишешь. Я иногда кое-что читаю. Мне нравится.

- Спасибо. А ты молодец, что устраиваешь выставки. Я думаю, для тебя это не так легко.

- Да. Скоро я уеду. Получил очень интересный заказ. Буду делать пейзажные снимки для одного иллюстрированного альбома. Где-то год придется ездить, правда по очень красивым местам.

- Рада за тебя. Это замечательно.

На самом деле, ничего замечательного здесь не было. Еще пару лет назад подобная фраза вызвала бы у Оли море нескончаемых горьких слез, но закаленное в боях с этой жизнью сердце помогло изобразить улыбку, а тело не выдержало, прислонилось к нему и попыталось ласково обнять на прощание.

- Спасибо за интервью. Не буду тебя задерживать. Пойду на остановку.

- Может, тебя проводить?

- Нет, не нужно. Спасибо тебе.

- Пиши, если что, Оля.

- Обязательно напишу. Пока.

Ему хотелось ее догнать, предложить съездить с ним хотя бы в парочку самых красивых мест или просто обнять, рассказать о своей нежности и симпатии. Но в душах обоих давно и основательно поселилась уверенность в том, что ничего не получится. У таких людей, как они, нет шансов на совместное счастье, не было и никогда не будет.

Оля пришла домой, закрыла входную дверь, спокойно разделась и прошла на кухню. Маленькие соседи сверху безудержно бегали и топали своими неугомонными ножками. Каждый стук крохотных пяточек отзывался в сердце нещадным ударом. Две слезинки тихо капнули в чай, сделав его чуть менее сладким и более соленым.

У нас бы ничего не вышло. Мы слишком одиноки, эгоистичны и подавлены. Мы не можем подарить счастье другому. Есть только одно место, где любовь таких людей, как мы, сможет и будет жить.

Оля взяла ноутбук, легонько смахнула пыль, включила его и начала печатать. Она хорошо знала, что, даже написанная, ее любовь не кончится ничем, останется безрезультатной. Но разве важен результат, когда столь прекрасен и чист уносящий в вечность процесс.

От топота детских ножек люстра слегка покачивалась, наполняя комнату волнообразным таинственным светом, а в голове вновь и вновь прокручивались слова: «Трудно, ах, как это трудно… Любить тебя и не плакать».

ПРИТЧА О РЫБАКЕ И ЖЕМЧУЖИНЕ

У синего бескрайнего моря в разваливающейся бедной лачуге жил старый одинокий рыбак. Каждое утро, когда облака окрашивались в золотисто-пурпурный, бледно-розовый цвет и впускали на землю частичку божественного, он выходил на работу. Однажды на песчаном берегу старик увидел прекрасную раковину – желтовато-синюю, радужную и манящую. Он осторожно поднял ее и покрутил на ладони. Легким движением перочинного ножа старик ее вскрыл и ахнул от изумления: серовато-белая, ослепительная под лучами утреннего солнца жемчужина открылась его взору. Предвкушая, как выгодно можно ее продать, он принес находку домой. В полутемной, некрасивой комнате жемчужина уже не казалась столь ослепительной, но все же волшебная чистая красота, исходящая от нее, наполняла сердце старика трепетом и теплом.

Он положил жемчужину на кухонный стол – гниющие черные доски сжались и, кажется, еще больше потемнели от соседства с красотой. Старик поставил ее на окно – лопнувшие стекла суетно зашумели, а слетающая краска недовольно зашуршала. Он перенес жемчужину на небольшую тумбочку рядом с кроватью – пружины бешено запрыгали, они не хотели знать такую странную и такую ненужную соседку.

Старик опечалился. Весь его маленький серый мир восстал против найденной красавицы, да и заслуживает ли он ее? Наверно, ошибкой была эта случайная находка, не создано его суровое рыбацкое сердце для красоты.

Он смастерил маленький белый парус, закрепил его в раковине и заботливо опустил жемчужину обратно в синее море. Ласковые волны неуверенно, как будто задумавшись, приостановились на секунду и тихо-тихо понесли кораблик с прекрасным сокровищем все дальше и дальше от старика.

Он вытер слезу и подумал: «Все к лучшему. Быть может, кому-то и принесет она счастье». Старик даже не догадывался, что только ему и никому другому могла подарить жемчужина радость и счастье. А вечное спокойное море равнодушно уносило что-то самое дорогое и невозвратимое. Бескрайнему одинокому морю, было, в сущности, все равно.

КОНЕЦ

Источник: Портал Проза.ру

→ Распечатать → Комментарии (0)

Категория: мои друзья/Ксения Баданина, мои друзья. Добавил: dima (23 июля 2019).